O.B. Бодров

М.М. Ковалевский о социальной сущности и политических идеях
Английской революции XVII века

Историческая наука в России последней трети XIX - первых двух десятилетий XX века переживала пору своего расцвета и вста­ла вровень с зарубежными национальными историческими шко­лами, как по уровню своей теоретико-методологической базы, так и по широте и глубине охвата конкретно-исторической пробле­матики.

Особенностью данного периода являлись, во-первых, пози­тивные шаги правительства «пореформенной эпохи» «сверху», служившие импульсом к замене всего российского уклада в соци­альной, экономической, политической и духовной областях; во-вторых, изменения диктовались «изнутри» и обуславливались не­обходимостью исследования исторического опыта тех стран, ко­торые уже прошли путь от традиционного, по сути своей средне­векового общества, к быстро развивающемуся государству со­временного типа, основанному на рыночной экономике, либе­ральных ценностях и свободах, научно-техническом прогрессе; в-третьих, интеллектуальные векторы «извне» - успехи новых те­орий в области гуманитарного знания, переход от идеалистичес­кой философии Гегеля к естественнонаучным школам и, в пер­вую очередь, позитивизму неудержимо влекли за собой переос­нащение истории как научной дисциплины новыми исследова­тельскими методами и расширяли кругозор историка; в-четвер­тых, внутренняя логика развития исторической мысли от изуче­ния античных и библейских сюжетов к проблемам многовековой «картины жизни» в эпоху Средневековья необратимо ставила за­дачу освоения «свежих следов» «нововременной цивилизации», с ее родовыми признаками: капитализмом, борьбой за раскрепощение личности во всех аспектах ее жизнедеятельности и рево­люционными грозами.

Российские «всеобщие историки» находились на передовой этих сложных и часто противоречивых процессов и сумели найти адекватные «ответы» на «вызовы» времени. Именно в это время появляется устойчивый термин «русская историческая школа» или «русская школа» зарубежной истории, обогатившая мировую науку исследованиями социально-экономического фактора, а так­же изучением истории Франции «старого порядка» и эпохи рево­люции XVIII века.

В 2011 году исполнилось 150 лет со дня рождения М.М. Ковалевского – «самой яркой фигуры в русской либеральной историографии»[1], «выдающегося историка нового времени», «обеспечив­шего признание русской исторической науке на Западе»[2]: исто­рика, социолога, этнографа, юриста, археолога, урбаниста, исто­рика хозяйства и общественно-политической мысли. Коли­чество лишь опубликованных трудов М. Ковалевского прибли­жается к 700 наименованиям[3]. Об этом ученом напи­сано уже немало, и сегодня продолжают выходить книги и ста­тьи, что, по мнению некоторых авторов, позволяет утверждать о сложившейся в российской историографии традиции «Ковалевсковедения»[4]. Общепризнанными стали работы, раскрывающие те или иные аспекты его многообразной деятельности: научной, пе­дагогической, общественно-политической, а также ранее мало­известные страницы биографии и личной жизни ученого.

Большинство из работ российских авторов последней трети XIX в., так или иначе затрагивающих эпоху Английской революции XVII в., страдало общими недостатками: они были написаны, в основном, на оте­чественных источниках или опубликованных переводах, сведения зачастую брались «из вторых рук», преобладали философские исследования и книги биографического жанра. Глубокого и спе­циального исследования, основанного на оригинальных докумен­тах, среди этих трудов еще не было.

Именно М. Ковалевскому, первому из российских историков, защитившему магистерскую и докторскую диссертации на бри­танском архивном материале, суждено было стать основателем истории средневековой Англии. Именно после его работ появи­лись труды П.Г. Виноградова, Д.Н. Петрушевского, А.Н. Савина, заложивших основу отечественной школы изучения Англии[5]. Данный вывод современного российского исследователя мы мо­жем с успехом отнести и к Англии нового времени, которую Ковалевский изучил столь же основательно.

Покинув Россию и обосновавшись во Франции, российский ученый продолжает свой «английский цикл». В 90-х годах XIX в. он принимается за обстоятельное исследование проблем Английс­кой революции XVII в. Ученый-англовед замыслил создать боль­шой труд по данной теме, но не довел работу до конца, хотя в тече­ние 20 лет публиковал статьи по различным аспектам революции[6].

Какие вопросы в первую очередь привлекли внимание российского историка? Прежде всего - предпосылки революции, а именно социально-экономическое развитие Англии в XV-XVII вв.: аграрный вопрос; секуляризация, огораживание общин­ных земель, обезземеливание крестьянства. Интересовали Ковалевского и проблемы, связанные с политической борьбой в ходе революции и общественно-политической мыслью эпохи.

Период первой Английской революции Ковалевский назы­вает «поворотным моментом не в одной политической, но и в социальной жизни Англии, потому что он знаменует собою ре­шительный разрыв со средневековым хозяйственным строем, его системой мелкого производства для удовлетворения потребно­стей рынка... Переворот этот сказался в области производства и расширения скотоводства в ущерб земледелию, в области город­ского -  в развитии суконной мануфактуры и вывозной торгов­ли их продуктами. Все и каждое из перечисленных явлений были вызваны, несомненно, всем предшествующим ходом экономи­ческого развития страны и только ускорены в своем дальней­шем ходе тем отношением, в какое стало к ним правительство республики»[7]. Прослеживая данный период экономического развития страны, Ковалевский указывает на его «отправные пун­кты» развития: рост торговли шерстью в XV веке, развитие в свя­зи с этим овцеводства и огораживаний, замена землевладельчес­кого хозяйства луговым»[8].

Поворотным моментом в истории земледелия и сельских классов Ковалевский называет XVI в., когда овцеводство вышло за пределы личных земель и стали огораживаться общинные пас­тбища. Это вело к уходу из поместья копигольдеров, и вечно - наследственная аренда крестьян, или копигольд, начинает усту­пать место фермерскому хозяйству, т.к. «мелкое крестьянское хозяйство возможно лишь под условием существования, наряду с наделом, еще общинных угодий», на которых крестьянин может кормить рабочий скот, корову и т.д.  С другой стороны, ко­пигольд становится убыточным для держателя, т.к. крестьяне платят неизменную ренту, а цена за землю постоянно растет.

Согласно теории Ковалевского, рост запроса на землю, рост ренты за зем­лю, увеличение в ряде стран спроса на шерсть дополняются еще одной важной причиной переворота в сельском хозяйстве - се­куляризацией монастырских земель, проведенной Тюдорами, когда «последовало перемещение приблизительно 1/5 или 1/6 всей возделываемой площади из рук аббатов и приоров в руки светской знати»^{, и} «ни слова не было сказано в пользу беззе­мельных»[9].

Таким образом, исчезновение крепостного права в англий­ской деревне историк объясняет чисто экономическими причина­ми[10]. Земледелие отступило на задний план, уступив место ско­товодству, на смену крестьянину пришли «денежные арендато­ры, скупщики и торговцы шерстью». Изменился облик деревни, а лендлорды превратились в буржуа. Обезземеливание крестьянства привело к новой демографиче­ской ситуации: «население хлынуло в города и доставило англий­ским городским промыслам - мануфактуре и торговле - то гро­мадное количество рук, без которого в эпоху, когда машины еще не были известны, английской промышленности и торговле от­нюдь не удалось бы достигнуть такого быстрого преобладания над промыслами и торговлей других стран Европы...»[11]. Кроме того, развилось бродяжничество и нищенство.

Подробно осветив социально-экономическое развитие Анг­лии в XVI веке, и, главным образом, аграрный переворот, историк анализирует непосредственные причины революции. В 12-ой главе «Истории Великобритании» он подробно описывает правление первых Стюартов, раскрывает суть конфликта между королем и парламентом по конституционным, денежным и церковным воп­росам. Но, отмечая религиозные споры, ученый все-таки на пер­вый план выводит противоречия в области экономических и по­литических отношений.

В анализе событийной истории революции Ковалевский так­же выделяет аграрный вопрос как основной. Он прослеживает, как в XVII в. продолжалось обезземеливание крестьянства и зах­ват общинных земель, когда к традиционному «огораживанию» добавляется и «осушение болот» с последующей передачей луч­ших земель новому собственнику. Российский историк замечает, что «быстрый рост населения, увеличивший спрос на землю, по­вел к возрастанию платимой за нее ренты, а это обстоятельство должно было обусловить собою более интенсивную систему хо­зяйствования, при которой общинное землевладение... становит­ся анахронизмом»[12]. Таким образом, именно необходимость интенсификации сельского хозяйства обусловила решение аграрного вопроса в ходе революции. Кроме этого, Ковалевский отмечает «неудобства феодальных порядков» для дворян также в плане юридической практики, ког­да они «не могли беспрепятственно согнать крестьян со своей зем­ли, не нарушая их прав»[13] и в то же время сами являлись вассала­ми короля и обязаны были нести повинности и платежи, как и их собственные крестьяне.

Феодализм, как мы видим, с каждым поколением становит­ся все более тягостным для земельных собственников во всех сво­их проявлениях. Поэтому, по мнению ученого, и был принят акт 1656 г., которым был «положен конец феодальным и крепостным отношениям» в интересах землевладельцев.

Ковалевский следующим образом определяет характер революции: «Таким образом, знакомство с социальными усло­виями землевладельческих классов в период республики и про­тектората не оставляет сомнения в буржуазном характере пер­вой Английской революции...»[14]. А последствия ее таковы, что «прогресс Англии в мировой промышленности и мировом об­мене имеет своим отправным пунктом обезземеление народных масс»[15].

Итак, Ковалевский первым из российских ученых совершил прорыв в изучении Английской революции, рассматривая в един­стве социально-экономическую и политическую историю, причем первая у него обуславливает вторую. Говоря словами А.Н. Сави­на, «социальная история имеет дело по преимуществу с двумя сторонами общественной жизни: с правоспособностью различных общественных классов, и с их хозяйственным положением. У Ко­валевского, юриста по своей преподавательской деятельности, в работах по английской истории, история хозяйственного быта получает решительное преобладание над историей юридических норм: для широких выводов и сравнений экономическая эволю­ция дает гораздо больше, чем сложная и своеобразная история английского права... Ковалевский является убежденным сто­ронником эволюционной точки зрения и явно склоняется к мне­нию о первенствующем значении экономических явлений в об­щественном развитии»[16].

Вклад российского ученого тем более значим и весом, что кроме него, в зарубежной историографии последней четверти XIX в. экономической историей Англии специально занимался лишь Т. Роджерс, изучавший сугубо специфические вопросы эко­номики. По мнению Е.В. Гутновой, «экономическое развитие сред­невековой Англии с середины XIII до конца XVIII вв. рассматри­валось им сквозь призму движения зарплаты, а также движения цен на хлеб, шерсть и другие необходимые средневековые това­ры. Поскольку движение цен и зарплаты само нуждалось в объяс­нении, Роджерс наряду с ним решающую роль отводит фактору народонаселения, трактуя его при этом скорее не с экономичес­кой, а с биологической точки зрения»[17].

Другой, не менее известный английский историк револю­ции С. Гардинер вообще мало интересовался аграрным и соци­альным вопросом в Англии середины XVII в. В 18-томной рабо­те по истории гражданской войны он, в сущности, «прошел мимо деревенской Англии, если не считать краткой характеристики клубменского движения, несколько замечаний о зарплате рабо­чих и подъеме цен на хлеб, сделанных на основе исследований Роджерса; Гардинера интересовала официальная, правящая Англия того и другого лагеря, интересовали больше события, чем состояния»[18].

В 1900-е годы научный и практический интерес Ковалевско­го перемещается от социальной и экономической истории к исто­рии идей и общественной мысли. Это находит отражение в его работах по истории Англии, которые публикуются в России в самых различных изданиях. Основным трудом Ковалевского по истории политической мысли является трехтомник «От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламен­таризму. Рост государства и его отражение в истории политичес­ких учений» (1906).

Какими же предстают перед нами концептуальные взгляды российского ученого в области общественной мысли и полити­ческих учений? Начнем с того, что сам Ковалевский, характери­зуя свои научные интересы, иногда говорил, что он на две трети является историком учреждений и идей (выделено мною. - О.Б.)[19]. С этим, безусловно, можно согласиться, как, впрочем, и с тем ут­верждением историка, что изучать историю государственных ин­ститутов и политических идей в отрыве друг от друга бессмыс­ленно. Во вступлении к своему главному труду в этой области Ковалевский ставит именно такую цель, когда пишет: «Я наме­рен представить в возможно сжатом виде историю государства, насколько она выступает в доктринах важнейших политических писателей, как древнего, так и нового мира. Моя книга - не исто­рия политических учений и еще менее история учреждений. Это - попытка показать, что обе тесно связаны друг с другом и не могут быть поняты одна без другой. Ряд писателей (мне достаточно вспомнить в настоящее время имена Поля Жанэ, Франка и Б.Н. Чичерина) задался уже мыслью изобразить общий ход раз­вития политических теорий: одни излагали их в связи с учениями о нравственности, другие - в связи с развитием метафизики. Но ни один не счел нужным показать более тесную зависимость по­литической мысли от политической жизни»[20].

Совершенно иначе к рассматриваемым вопросам подходит Ковалевский. По словам современника, «упорная неподвижность и догматизм одинаково свойственны и манчестерскому либерализ­му Чичерина, и консерватизму Коркунова. То и другое было чуж­до живой мысли Ковалевского. Он не думает, что вечная истина - старая истина. Жизненной истиной для него была идея прогресса во всем: в промышленности, в политическом строе, в человеческой мысли». В ответ на утверждение о том, что все формы политичес­кого устройства, известные еще Аристотелю, продолжают жить и сегодня, он возражал, указывая при этом, что «под старыми назва­ниями... нам приходится иметь дело с совершенно новыми полити­ческими образованиями»[21].

«Заглавие моей книги, - пишет Ковалевский, - верно переда­ет мою основную мысль. Я думаю, что ход развития сказался в замене прямого народоправства представительным и патриар­хальной монархии - парламентаризмом, или системою самоуп­равляемого общества под главенством наследственного или из­бираемого вождя». Природа этой эволюции потому была дорога Ковалевскому, что она соединялась с развитием самого общества, с исчезновением в нем рабства и крепостничества, проведением в жизнь равенства всех перед законом и судом, ростом обществен­ной самодеятельности, укреплением неприкосновенности тех са­мых прав личной свободы, которые еще со стороны левеллеров столь торжественно были провозглашены неотчуждаемыми, и которые в последнее время нашли лучшее, по его мнению, осуществление в парламентарных государствах. Но и парламентаризм он не считал последним словом политического творчества, и приветствовал его всякое дальнейшее развитие «в духе равенства и свободы»[22].

Ковалевский не идеализировал ни прошлое, ни настоящее, оба периода представлялись ему одним из звеньев в цепи событий историческо­го развития. Это «представление о вечном обновлении человече­ства, в противоположность представлению о постоянстве и по­вторяемости форм ее, и дало ему возможность явственнее отме­тить такие детали политических учений, которые сглаживались и оставались в тени в исследованиях Коркунова и Чичерина; ... в его изложении заполнились подлинно живым содержанием сухие схемы абстрактных теорий»[23].

Три главные идеи Ковалевского являлись основными во всех его крупных исследованиях:

- Народонаселение является главной причиной хозяйственной революции.

- Экономика определяет эволюцию политэкономических теорий.

- Политическая практика лежит в основе политических док­трин.

Во всех перечисленных сферах жизнедеятельности человека прогресс (ключевая формула Ковалевского-социолога) проявля­ет себя по-разному. В политической сфере прогресс проявляется в росте обществ, в их объединении и солидарности, в «замиренности» между ними. По мнению российского ученого, тенденция к объединению охватит в конце концов весь земной шар, он меч­тал об этом единстве и солидарности в планетарном масштабе. Однако Ковалевский не отождествлял общество с государством, как это делал в XX в. Э. Мейер, он признавал длительный период догосударственного состояния и развития общества. С другой сто­роны, он не считал также современные ему государственные фор­мы вершиной в развитии политического строя[24].

Дальнейший прогресс Ковалевский видит не в смене одних государственных форм другими, когда монархию сменяет респуб­лика, а в неуклонном развитии политических прав и равенства граждан, а также их свободы. Категории равенства и свободы имели у него характерные синонимы: представительство населе­ния и автономия личности; самоуправление народа и самоопре­деление личности. «Не в наличии или отсутствии правящей дина­стии надо видеть ближайшее развитие политической организа­ции народа, - пишет Ковалевский, - а в большей или меньшей автономии личности, с одной стороны, и большим или меньшим участием своего гражданства в руководительстве политической жизнью страны - с другой»[25].

Исходя из данного постулата, историк задается целью проследить совершенствова­ние политических идей и практики в указанном направлении[26]. Он показывает, что прославленная античная демократия была весь­ма далека от идеала, а средние века представляли временную оста­новку в прогрессивном развитии политической доктрины и учреж­дений[27]. Таким образом, у него история политического прогресса, который он отождествляет с демократией, не совпадает с историей политической жизни народов. Последняя шире во времени и про­странстве, чем первая. По мнению, Б.Г. Сафронова, не случайнос­тью и не европоцентризмом (решительным противником которого был историк), а указанной выше концепцией объясняется отсутствие в работе «От прямого народоправства...» истории политических учреждений и теорий некоторых древних монархий, арабского ха­лифата, римского цезаризма и католической теократии. Ковалевс­кий убежден, что здесь нельзя искать «зародышей современного де­мократического движения», ибо здесь имеет место совершенное пре­клонение личности перед властью - с одной стороны, а с другой сто­роны - признание равенства людей только перед богом[28].

В лекциях по истории политических идей в XVII-XVIII вв., прочитанных в Высшей вольной школе в Петербурге, Ковалевс­кий подчеркивал ту же мысль, что и в известной монографии, говоря, что «... история политических и социальных доктрин дол­жна поставлять и решать вопросы: есть поступательный ход в развитии этого учения в связи с развитием форм правовых и го­сударственных, и в какой связи стоит она с общим ходом челове­ческих знаний... Каждый мыслитель есть продукт своей среды, ничто не проходит для него бесследно... политические доктрины есть не что иное, как выражение верований и надежды народа»[29]. Историзм, органично присущий творчеству российского уче­ного во всех его проявлениях, формулируется им как кредо поли­тического мыслителя и, следовательно, это требование необхо­димо применять и ко всякому изучающему плоды его труда. «По­литические писатели, - говорит Ковалевский, - не в состоянии проводить жизнь, замкнувшись в лаборатории, кабинете: им не­обходимо проводить свои идеи в жизнь, под влиянием событий они вырабатывают свои теории». Ученый ссылается на изречения Гете, заявлявшего: «кто жил для своего времени - жил для всех времен» и О.Конта: «мертвецы иногда наиболее живые люди». Согласно Ковалев­скому, обращаясь к изучению известной эпохи, необходимо, преж­де всего, поставить вопрос, что «унаследовали писатели от пред­шествующей эпохи и что внесли нового».

Объясняя задачу исследователя данного исторического вре­мени, российский историк перечисляет ряд необходимых требо­ваний, а именно, «какой уровень народа, где появляются писате­ли; какова личная подготовка его самого; каково отношение к учреждениям его страны; каковы источники его теории; его от­ношение к вечным вопросам, его философское мировоззрение: что им заимствовано, что привнесено, как он додумался до своих идей, насколько его учение может считаться истинным; заблуждался ли он, или мысль людей не поднималась еще до того уровня, когда она может претворить его идеи»[30].

Подобная методика работы с миром идей и учений и сегодня вполне соответствует арсеналу интеллектуальной истории, воб­равшей в себя, в том числе, и историю политических учений и идей[31].

Каковы же основные константы современного, по Ковалев­скому, правового государства, как он их видит и исследует? Это, в первую очередь, «идеи личного права, разделения властей, гос­подства права, гарантии конституции, ответственность должно­стных лиц перед судом, свободное местное самоуправление, двух­палатная система и парламентаризм - «все это основано на идее самоопределения личности»[32].

Личные свободы и возможность самоопределения личности для Ковалевского всегда было принципиальным и политическим вопросом, а если уж выделять главную политическую идею мыс­лителя, то это и будет, как подчеркивали его современники, идея свободы личности [выделено мною. - О.Б.]. И нет ничего опас­нее, указывал он, чем всемогущество государства, так как это не­минуемо означает подавление личности, наоборот, «государствен­ная власть принципиально должна быть всегда ограничена, а лич­ные права, напротив, обладают принципиально неограниченным характером, так как не они служат целям государства, а государ­ство служит целям «охраны личной самодеятельности». Безуслов­но, что не Ковалевский открыл эту идею, она не принадлежит кому-то одному, а является коллективной. Однако именно он в самых разно­образных вариациях и с необходимою полнотою приемов социо­логической и политической аргументации выдвинул и обосновал данную идею. Важно то, что в его работах «идея личности-самоцели прони­кает собой и предопределяет все его остальные политические воз­зрения: из этой идеи можно их легко вывести, и только в свете этой идеи можно правильно понять их»[33].

Приверженность Ковалевского Англии не ограничивалась лишь тематикой его работ и практическим интересом к британским порядкам. Полпред российской науки и общественности часто бывал в Соединенном королевстве и подолгу там жил, устанавливал личные контакты с учеными, политиками, писателями.

Историк совершил прорыв в изучении общественной и политической мысли Англии в мировой историографии, впервые представив цельную картину смены эпох в общественном и поли­тическом сознании на протяжении нескольких столетий, причем не в узком юридическом смысле как политико-правовых учений, а в широком историческом понимании – совокупности общественных и по­литических идей.

М.М. Ковалевский определяет основное различие между уче­ниями средних веков и нового времени, которое заключено в нераздельности начал личности и государственного суверените­та, преобладании сословных прав над личными в Средневековье. Он опровергает устоявшийся в науке тезис о том, что Протестан­тизм и Реформация являются исходными моментами в развитии либерально-демократических теорий нового времени и подчер­кивает, что Реформация лишь способствовала распространению последних.

Российский англовед подробно анализирует аргументацию основных противоборствующих лагерей в идеологической под­готовке в ходе самой Английской революции XVII в.: абсолюти­стские концепции и взгляды сторонников «смешанного правле­ния» и парламента. Он отмечает отсутствие в традициях англий­ской политико-правовой мысли самого понятия «абсолютизм» и прослеживает его заимствование из иноземных источников - французских, итальянских и др. Историк указывает на наличие трех течений у кавалеров: теологического, юридического, рацио­налистического и демонстрирует основные положения «патриар­хальной теории», «ветхозаветных аргументов» и светского уче­ния Т. Гоббса. Вывод ученого состоял в том, что теория абсолютной монархии в 40-х гг. XVII в. была лишена строгой исторической аргументации, юридические основы ее были спор­ны, а рационалистические обоснования, проистекающие из самой человеческой природы, чужды религиозному XVII веку.

Теоретические постулаты сторонников парламента зижди­лись на устоявшейся в политической традиции Англии формуле «равновесия короля, лордов и общин». Главной целью круглого­ловых, по словам Ковалевского, было не свержение монархии, а лишь ограничение королевской прерогативы. Именно эта уме­ренность политических воззрений пресвитериан и индепендентов заставляла их искать и находить аргументы в пользу «умеренных образов правления» и думать о «примирении свободы и прерога­тивы». И лишь разгоревшаяся война короля с парламентом по­ставила в повестку дня вопрос об учреждении республиканского образа правления. Но даже в самый разгар революции и в эпоху республики «креста и арфы» адепты «народного правления» не шли в своих помыслах далее синклита «лучших и мудрейших людей», а республику представляли «аристократией ума и талан­та». Развитие государственных учреждений в Англии не пошло, делает вывод М.М. Ковалевский, ни по пути Гоббса, ни по рес­публиканским проектам, а последовало за классической либераль­ной доктриной, сформулированной Дж. Локком, в которой «ес­тественные свободы» личности и неприкосновенность собствен­ности сочетались с монархией, ограниченной «народным сувере­нитетом».

М.М. Ковалевский впервые в российской и английской историографии поставил проблему демократических движений в Английской революции и подробно исследовал общественно-по­литические взгляды Дж. Лильберна и левеллеров, Дж. Уинстэнли и диггеров, «людей Пятой монархии» и представителей других религиозных сект, положив начало изучению в XX в. радикального крыла ре­волюции и его идеологии. Историк исследовал их многочислен­ный памфлеты, а также «Народное соглашение» - «первую бу­мажную конституцию» Англии, охватывавшую все основные воп­росы государственного устройства. Левеллеры отличались непримиримостью в вопросах демократического преобразования об­щества на базе республиканской формы правления, широкого избирательного права, неотчуждаемых свобод личности и отме­ны феодальных устоев в землевладении, промышленности и тор­говле. Диггеры, «эти первые по времени коммунистические аги­таторы XVII в.», по словам М. Ковалевского, стояли «на началах уравнения собственности», политических и личных прав, коллек­тивизации труда и являлись непосредственными продолжателя­ми автора «Утопии» - Т. Мора. Историк сделал вывод о том, что со смертью Лильберна и разгоном диггеров «умолкает радикаль­ная мысль в Англии, а место политических реформ занимают за­говоры и казни».

Внимательный и многоспекторный взгляд российского исто­рика как на ключевые фигуры из числа английских мыслителей, так и на «полузабытые» в анналах истории имена, в целом оказал­ся справедливым, а в некоторых случаях и аксиоматичным, осо­бенно в отношении последующей филиации идеи о роли народ­ной идеологии в революции. Последние исследования в области общественно-политической мысли Англии XV-XVII вв. коррек­тируют и дополняют концепцию М.М. Ковалевского, но вместе с тем коррелируются его основополагающими выводами. Следует признать, говоря словами К.А. Тимирязева, что «память Макси­ма Ковалевского не боится правды ...»[34].

---