СОЦИАЛЬНЫЙ КОНТЕКСТ КАК ФАКТОР АКТУАЛИЗАЦИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Социальный контекст в деле актуализации исторического труда представляет собой одну из весьма интересных проблем. Воздействие этого фактора с трудом поддается обособлению от остальных сил, которые способны воздействовать на исследователя, на его восприятие прошлого и на результаты его работы. Прошлого как такового не существует: оставшиеся следы могут поспособствовать реконструкции общей картины, но сам процесс реконструкции будет протекать в том социальном контексте, в который «вписан» историк. Роль социального контекста сложна для понимания и потому, что он с трудом отделим от прошлого: «Мы… обнаруживаем… сложную антиномию, которая заключается в том, что мы толкуем прошлое из настоящего и одновременно настоящее из прошлого».1

Социальный контекст исследовательской работы полностью не совпадает с тем социальным контекстом, который определял сущность и развитие изучаемого объекта. Процесс разворачивания исторических событий остается вне исследователя. Прошлое не является историей, оно лишь приобрести какие-то контуры истории в том случае, если будет проведена целенаправленная деятельность с постановкой вопросов и получением достаточно доказательных ответов. Этот процесс субъективен, получаемые результаты также достаточно субъективны. Определяется это самоидентификацией, позиционированием познающим субъектом самого себя относительно существующих явлений и структур.

Как можно представит себе социальный контекст? Социальный контекст можно представить в виде системы смыслов, которые позволяют говорить о принадлежности совершенно разных людей и разных поколений к какому-то единству. Наиболее глубокие пласты, которые во многом характеризуют социальный контекст, характеризуются фольклором, сказанием, сказкой, мифом. Не случайно сказка является неким «окном», которое позволяет выявить неявное: «Сказка раскрывает все, что тщательно скрыто в жизни, в ее официальном благочестии и в ее официальной идеологии».2 Социальный контекст воспроизводится, приобретает новые черты, транслируется культурными механизмами. Эти механизмы определяют и выражают «самость» исследователя, его Я. Это является отправной точкой для постижения прошлого. Понимание истории зачастую ведется через замутненное стекло собственного социального контекста, через знание о своем Я и о своем мире. Они определяют то обстоятельство, что человек (и исследователь в том числе) живет проблемами сегодняшнего дня, не дистанцируется по отношению к данной среде.

В структуре социального контекста можно выделить генетический компонент, специфику формирования и развития общественных отношений, отличия социальных ценностей: «Исследую ли я индивида, историческую эпоху, семью, народ, нацию, - самым глубоким образом я познаю и пойму ее тогда, когда познаю систему ее… ценностных предпочтений».3 Сюда можно отнести также и особенности отношений с Другим (в наиболее простом виде – людьми иного менталитета).

Социальный контекст может определять и направлять исследовательский интерес. Как возникает проблема? Как историк ищет пути решения проблемы? Почему он сосредотачивается именно на ответе на данный вопрос? В авторефератах исследовательских работ это выражено наиболее четко: существует отдельная графа – «актуальность». Но актуальность ля чего? Для социального контекста именно этой интеллектуальной деятельности. Движение внутри социального контекста создают мотивацию для формулирования проблематики только определенного ряда. Это формирует и первичное восприятие проблемы.

Становление истории в качестве научного знания приходилось на завершающий этап в развитии классической философии и методологии науки. Лишь самая последняя стадия внутри периода становления исторической науки совпадает с переходной эпохой в развитии теоретического знания – с переходом от классической модели в подходах к научному исследованию к неклассической. Такая особенность развития исторического знания обусловила господствующее воздействие тех основных достижений, которые были наработаны в рамках классической парадигмы. Методология исторической науки определялась рационализмом и позитивизмом.

Социальный контекст этого периода предстает перед нами как многомерная ценностная и смысловая определяющая черта в этническом, общегосударственном, коллективном мировоззрении. В понятийно-категориальном аппарате уже существовали термины, которыми можно было охарактеризовать воздействие социального контекста на актуализацию исторических трудов: врожденные идеи Р. Декарта, дух народа Ш. Монтескье, народный дух В. Гумбольдта, менталитет Р. Эмерсона, коллективные представления Э. Дюркгейма, духовная система Л. Леви-Брюля, психология этноса В. Вундта.

Эпоха модерна выработала четкие представления о требованиях к научному знанию. В соответствии с правилами, профессиональный историк должен был представлять себя в роли стороннего (по отношению и к прошедшему, и к настоящему) наблюдателя. Цель представлялась в нахождении истины. Она основывалась на объективной реконструкции прошлого на основе составления столь же объективного взгляда при изучении источников. Но, одновременно, были поставлены некоторые вопросы, ответов на которые получено не было. Одним из этого ряда был вопрос о причинах актуализации исследовательского интереса. Еще Г. Риккерт писал о том, что исторический предмет интересует нас лишь постольку, поскольку он имеет что-либо особенное, ему только присущее, что отличает его от всех других объектов. Но что именно заставляет исследователя сосредотачивать свое внимание на определенных чертах объекта изучений? Актуализация социальными условиями, в которых проводится исследование постепенно отходила на второй план, затем стала восприниматься как нечто, принадлежащее области бессознательного, в впоследствии могла даже подменяться некими рассуждениями о действии надындивидуальных сил объективного характера.

Социальный контекст данной эпохи определил представления о гарантиях объективности. Основной являлось исключение субъективности из всей сферы научного исследования. Объективность гарантировалась противопоставлением и отвлечением познающего субъекта от объекта познания, в эпистемологическом плане – формированием исследовательской позиции в качестве нейтрального наблюдателя. В научном исследовании не должен был присутствовать сам историк. Элиминации подвергалось все, связанное с исследователем. Сюда относились внутренний мир исследователя, оценки, которые специалист давал научным фактам, явлениям и процессам, ценности познающего субъекта. Элиминировался также инструментарий историка. Отсюда и правило: изучать историю такой, какой она была на самом деле.4 Таким образом, исследовательский этос формировался социальным контекстом, полностью зависел от этого контекста, но на страницах исследований не фигурировал и, разумеется, исследованию сам не подвергался.

Последствием влияния социального контекста стало формирование и некоего «общепринятого» взгляда на историю и историческое исследование. История стала рассматриваться как прогрессивное продвижение от одной стадии к другой при превалирующем внимании к западноевропейской модели развития. Начиная с конца XVI – начала XVII вв. теория линейного поступательного движения стала завоевывать приверженцев. Одновременно формировалась социальная база для мнения о бесконечности прогресса. Оформленный в мысли Лейбница, этот тезис постепенно начинает преобладать в эпоху Просвещения и сохраняет свое влияние в XIX в. Поэтому и суть прошлого могла теперь пониматься как истолкование исторических событий в качестве необходимого компонента строго направленного исторического процесса. Отсюда возникают представления о «ходе» истории, о «смысле» истории, о возможностях прогнозирования.

На стыке эпох модерна и постмодерна М. М. Бахтиным была предложена диалогическая модель восприятия прошлого. Познание стало трактоваться как диалог с Другим, находящимся вне познающего субъекта: «В области культуры вненаходимость – самый могучий рычаг понимания. Чужая культура только в глазах другой культуры раскрывает себя полнее… Один смысл раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом: между ними возникает… диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов».5 Вероятно, представления о диалоге культур, эпох можно расценивать как первый шаг к идее социального контекста и его роли в изучении прошлого.

Примерно в эту же эпоху мы встречаемся с сопоставлением социальных контекстов (субъекта и объекта). Это производилось, чаще всего, на материалах средневековой истории. Можно выделить две особенности социального контекста средневековья:

1. Ограничение идейного мира человека рамками его собственного мира. К этому миру могли относиться община, гильдия, цех, приход, местные организации (производственные, юридические, торговые, административные). Это не могло не приводить к всеобщему раздроблению.

2. Континуум единства-различия светского и духовного видов существования человека. «Жизнь была проникнута религией до такой степени, что возникала постоянная угроза исчезновения расстояния между земным и духовным. И если с одной стороны, в святые мгновения все в обыденной жизни посвящается высшему, – с другой стороны, священное постоянно тонет в обыденном из-за неизбежного смешения с повседневностью».6

А. Я. Гуревич сформулировал тезис о необходимости изучать «средневековую культуру в целом» в качестве неоднозначного и неодномерного соединения народных и официальных, фольклорных и ученых компонентов. Исследователь писал о глобальности мира культурных смыслов в средневековом обществе – «это… тот воздух, которым дышат все члены общества, та невидимая всеобъемлющая среда, в которую они погружены.7 Комплексность подчеркивалась, например, в единичных фактах непризнания раздела между т. н. «народной» и «ученой» культурами при анализе фольклора с подчеркиванием этнических доминант.8

В эпоху утверждения неклассики происходит постепенный «поворот к человеку». Возникает понимание того, что интерпретация бытия прошлого, трактовка способов его познания имеет ярко выраженную специфику. Отбор фактов, материала, перестает восприниматься в качестве «объективного» с признанием роли социального контекста при актуализации темы и самого произведения. Осознание самого факта детерминированности исторического видения и исторического произведения актуальным социальным контекстом укрепляется и входит в научный оборот.

Видение прошлого в постнеклассическую эпоху окончательно примиряет историческое сообщество с мыслью о зависимости познания прошлого от концептуализации в частности и от социального контекста в целом. Постнеклассическая эпоха представляет собой такое время в развитии исторического знания, когда создаются равные возможности для самых разных взглядов. Одним из наиболее ярких движений этой эпохи явился постмодернизм.

Сама историческая наука в представлениях авторов – приверженцев постмодернистских взглядов – сближается с риторикой, с литературой и погружается в наличный социальный контекст. Мнение об актуализации исторического произведения этим фактором не просто выходит на передний план, но начинают доминировать: исчезает прошлое как таковое, прошлое и настоящее сливаются в единый поток.

Начало этому было положено вопросом о репрезентации исторического знания. «Со времен Платона философы утверждают, что риторика подозрительна, двойственна, искусственна и только логика  естественна… Платон был настроен против софистов потому, что был идеалистом, верящим в абсолютные истины. А риторика основывалась на материалистической по-настоящему концепции жизни… Горгий и Протагор обнаружили, что нет такой вещи, как единственный правильный способ говорения о мире и способ его репрезентации, поскольку язык произволен в его отношении к миру, о котором он говорит. Истинна ли речь, правильна ли она, правдива ли она, – зависит от того, кто обладает властью определять это. Поэтому риторика есть теория политики дискурса… Она утверждает, что дискурс вырабатывается в конфликтах между людьми. Те, кто определяют, кто будет обладать властью, правом и авторитетом, те определяют и то, какая речь правильна; те, кто пытаются именовать правильную речь – другими словами, узаконить ее, - сами всегда авторитарны… Риторики знают, что значение всегда производится; истину не находят, а создают. Именно поэтому я думаю, что риторическая концепция таких форм дискурса, которая не может быть формализована, создает… эквивалент того, что поэтика старается делать в своем анализе поэтического стиля и речи».9

Итак, собственно история исчезает, уступая место литературной интерпретации. В понятийно-категориальном аппарате неклассической эпохи были выработаны понятия, которыми можно было охарактеризовать воздействие социального контекста на актуализацию исторических трудов: архаические остатки З. Фрейда, архетипы К. Юнга, коллективная ментальность Ж. Лефевра, символические парадигмы М. Элиаде, социальный характер Э. Фромма, психологические черты (основатели движения «Анналов»). Одним из существенных результатов движения «Анналов» стала выработка методологии выявления социального контекста идей.

Наиболее часто встречающиеся недостатки исследования социального контекста в актуализации исторического произведения: узость исследовательских подходов, попытки избегать обобщений, отсутствие навыков в создании синтетических произведений. Можно ли говорить о каких-либо задачах, выполняемых социальным контекстом в деле написания исторических произведений? В наиболее грубом и общем виде можно, наверное, остановиться на нескольких функциях социального контекста:

1. Аккумулирование коллективного многовекового творчества большого количества людей (как предков, так и относившихся к иным общностям).

2. Переработка исторического материала в соответствующих развитию данной общности формах.

3. Изложение историко-культурных фактов и смыслов (часто – прямой вымысел) в доступном и интересном для сообщества виде.

4. Формирование такой культурной среды, которая подразумевает воспитание детей через приобщение к историческим смыслам. Здесь, наверное, не приходится говорить о фактах, поскольку воспитание осуществляется чаще на вымысле, усвоив который и отталкиваясь от которого, заинтересовавшийся человек может «пробудить» в себе историка. Такое состояние вовсе не свойственно одной только «седой древности». Например, Кант говорил о себе как о пребывавшем во сне до тех пор, пока его не «пробудило» чтение Юма.

Сложнее судить о стимулировании научного интереса. Существуют, казалось бы, благоприятные для творчества периоды, на протяжении которых не возникает новаторских работ. Есть примеры и крайне неблагоприятного социального контекста (периоды «реакции»), когда исподволь, как ростки через асфальт, возникают новые идеи, теории и концепции.

Итак, социальный контекст в образной и концептуальной формах объективирует онтологические смыслы данной социальной общности в иррациональном виде, обеспечивая единство образной, вербальной и когнитивной сфер познания исторического бытия. На этой основе возникает возможность формирования небольшой их части в рациональном виде. Изучение данной проблемы – дело будущего. Выделенные периоды не привели к сколько-нибудь убедительным результатам. Современную ситуацию в изучении этой проблемы можно считать переходной: постмодернизм, не став парадигмой, на протяжении начала 2000-х гг. постепенно утрачивал свою  первоначальную энергию. В настоящее время создаются предпосылки для следующего периода в развитии не только исторического знания, но и гуманитаристики в целом. Для выделенной темы становятся актуальными такие аспекты, как контекст понимания, соотношение контекста интерпретатора и контекстов второго уровня (которые формируются в ситуации истолкования). Дальнейшее изучение подразумевает больший, чем прежде, интерес к методологии исторической науки, к ее теоретическим вопросам.

 1 Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994. С. 64.