Русские сезоны Теофиля Готье. Часть 2
Записки о путешествии Теофиля Готье были опубликованы в Париже в 1866 году
"Увидеть Париж и умереть". Эти слова известны всем. А вот заветной мечтой французского писателя, журналиста, художественного критика Теофиля Готье было увидеть Нижний Новгород. Путешествие в Нижний стало для него буквально навязчивой идеей.
Окончание. Начало см.: "Русский мир.ru" № 12 за 2023 год.
На пути к своей мечте французский автор дважды, зимой и летом, побывал в нашей стране, узнал, что такое русский мороз, и увидел белые ночи, сравнил Петербург и Москву, отведал русских щей и поразился пристрастию русских к огурцам. Он восхитился пением цыган, удивился малоизящным нарядам русских крестьянок и проникся их тяжелой долей, а еще вдоволь насладился французским шампанским "Вдова Клико". По итогам путешествия Готье опубликовал книгу и пять художественных альбомов под общим названием "Художественные сокровища древней и новой России".
РУССКИЙ ОБЕД НА ФРАНЦУЗСКИЙ МАНЕР
Мы расстались с Теофилем Готье в Петербурге, где он активно постигал жизнь и быт как столичной элиты, так и обычных горожан. Но что такое Россия без русского застолья? Если Александр Дюма был не в восторге от русской гастрономии, то каково было мнение Теофиля Готье? Писатель описывает не крестьянский стол, а званый обед в Петербурге: "Перед тем как сесть за стол, гости подходят к круглому столику, где расставлены икра, филе селедки пряного посола, анчоусы, сыр, оливы, кружочки колбасы, гамбургская копченая говядина и другие закуски, которые едят на кусочках хлеба, чтобы разгорелся аппетит. "Ланчен" совершается стоя и сопровождается вермутом, мадерой, данцигской водкой, коньяком и тминной настойкой вроде анисовой водки, напоминающей "раки" Константинополя и греческих островов". При этом, подчеркивает Готье, "неосторожные или стеснительные путешественники не умеют противиться вежливым настояниям хозяев и принимаются пробовать все, что стоит на столе, забывая, что это лишь пролог пьесы, и в результате сытыми садятся за настоящий обед".
В таких домах, поясняет путешественник, едят на французский манер, повара в домах русских аристократов — исключительно французы: "Франция поставляет миру поваров!" Однако, продолжает писатель, "национальный вкус обнаруживается в некоторых характерных дополнениях". Что это за дополнения? Вместе с белым хлебом подают ломтик черного ржаного хлеба, который русские гости, по словам Готье, едят с видимым удовольствием. Также русские любят соленые огурцы, а еще квас, и к их вкусу нужно привыкнуть. Между тем, делает вывод француз, "после нескольких месяцев пребывания в России в конце концов привыкаешь к огурцам, квасу и щам — национальной русской кухне, которая начинает вам нравиться". Писатель рассказывает своим французским читателям рецепт этого русского кушанья, однако если мы ознакомимся с рецептом русских щей в интерпретации Теофиля Готье, вполне допускаю, что многие просто не догадаются, что речь идет о столь привычном блюде! Итак, щи, как объясняет писатель, "это мясное блюдо, приготовленное в горшке на огне. В него входят: баранья грудинка, укроп, лук, морковь, капуста, ячневая крупа и чернослив! Это довольно странное сочетание ингредиентов вместе создает своеобразный вкус, к которому быстро привыкаешь, особенно если тяга к путешествиям сделала из вас космополита в отношении кухни и подготовила ваши органы вкуса к любым самым неожиданным ощущениям". Напомним, что Александру Дюма щи не понравились вовсе: на его взгляд, еда, которой французские фермеры кормят своих батраков, гораздо лучше русских щей (см.: "Русский мир.ru" № 10 и 11 за 2023 год, статья "Русский взгляд Александра Дюма"). А вот русскому читателю, возможно, будет интересно узнать об одном любопытном факте, отмеченном Теофилем Готье. Речь — о знаменитом шампанском "Вдова Клико", которое он мог отведать только в России — во Франции оно стоило недешево, а в русских домах не скупились на изысканные вина: "В России находятся лучшие вина Франции и чистейшие соки наших урожаев, лучшая доля наших подвалов попадает в глотки северян, которые и не смотрят на цены того, что заглатывают".
Еще Готье поразило обилие фруктов, которые подавали в качестве десерта: "апельсины, ананасы, виноград, груши, яблоки выстраиваются на столах красивыми пирамидами. Виноград обычно прибывает из Португалии, а иногда он наливается соком до цвета светлого янтаря в лучах калориферов на занесенной снегом земле хозяина дома. В январе я ел в Санкт-Петербурге землянику, которая краснела среди зеленых листьев в горшке с землей. Северные народы до страсти любят фрукты".
А общий вывод писателя таков: "Подражая французской кухне, русские остаются верны некоторым национальным блюдам, и положа руку на сердце именно они-то и нравятся им более всего".
РУССКИЕ МОДЫ И НРАВЫ
Если обед в богатых домах Петербурга — это, по сути, французский обед, только дополненный огурцами, щами с черносливом и черным хлебом, то моды — типично европейские. По мнению Теофиля Готье, петербургские дамы ничуть не уступают парижанкам: "Что касается туалетов, то русские женщины очень элегантны и еще большие модницы, чем сама мода. Кринолины так же широки в Санкт-Петербурге, как и в Париже, и на них великолепные ткани. Бриллианты сияют на прекрасных плечах очень декольтированных дам, а на запястье бывает надето несколько золотых браслетов с плоскими цепочками, сделанных в Черкесии, на Кавказе, и в туалете дамы единственных свидетелей того, что вы находитесь в России".
Слуги на первый взгляд тоже европейские: "Когда вы сидите за столом, одетый в черное слуга при галстуке и в белых перчатках, безукоризненный в своей одежде как английский дипломат, невозмутимо и с серьезным видом стоит за вами, готовый исполнить малейшее ваше желание. Вы уже подумали, что здесь как в Париже, но..." Но что же вызвало недоумение писателя? Оказывается, если "вы случайно внимательно посмотрите на этого слугу, вы заметите, что он золотисто-желтого цвета, у него узкие темные глазки, приподнятые к вискам, выступающие скулы, приплюснутый нос и толстые губы. Проследив за вашим взглядом, хозяин произносит небрежно как нечто самое обыкновенное: "Это татарин, а то и монгол с границ Китая".
Русские, по словам Теофиля Готье, легко воспринимая достижения европейской цивилизации и прекрасно используя их, в то же время сохраняют свою традиционную культуру и мировосприятие. Он отмечает: "Сообразуясь с последними изощрениями западной цивилизации, они продолжают хранить в себе некоторые первородные инстинкты, и немного нужно даже самому элегантному завсегдатаю светских развлечений, чтобы он взял и уехал к себе в имение, находящееся где-нибудь в деревенской глуши, в степи". На мой взгляд, здесь нет какого-то высокомерия, Готье лишь констатирует, что русские, при всем их европейском блеске, сохраняют свою душу и самобытность.
Готье подчеркивает, что русские с легкостью перенимают не только европейские наряды или гастрономию. Им легко даются иностранные языки, и это весьма распространенное мнение среди иностранцев. Но Готье вовсе не считает, что русские — нация подражателей. Он лишь отмечает: "В определенной среде все очень легко говорят на нашем языке, вставляя в свою речь словечки современного разговорного языка, модные выражения, как если бы они его изучали на Итальянском бульваре. Здесь поняли бы даже французский Дювера и Лозанна, такой специфический, такой глубоко парижский, что многие наши провинциалы понимают его с трудом".
МОСКВА
Как и Дюма, Готье из Петербурга отправился в Москву. Он обращает внимание не на дорогу, а на прощающихся людей. Именно манера прощаться поразила его больше всего: "Пассажиров провожают родственники и знакомые, и при последнем звонке колокольчика расставание не обходится без многочисленных рукопожатий, обниманий и теплых слов, нередко прерываемых слезами. А иногда вся компания берет билеты, поднимается в вагон и провожает отъезжающего до следующей станции, с тем чтобы вернуться с первым обратным поездом. Мне нравится этот обычай, я нахожу его трогательным. Люди хотят еще немного насладиться обществом дорогого им человека и по возможности оттягивают горький миг разлуки. На лицах мужиков, впрочем, не очень-то красивых, живописец заметит здесь выражение трогательного простодушия. Матери, жены, чьи сыновья или мужья, возможно, надолго уезжали, проявлением своего наивного и глубокого горя напоминали святых женщин с покрасневшими глазами и судорожно сжатыми от сдерживаемых рыданий губами, которых средневековые живописцы изображали на пути несения креста. В разных странах я видел много отъездов, отплытий, вокзалов, но ни в одном другом месте не было такого теплого и горестного прощания, как в России".
Но вот он в Москве, которая предстала перед ним "в зимнем уборе: в серебряной диадеме и накинутой на плечи белоснежной горностаевой шубе". Как и все туристы, он спешит на Красную площадь, где видит Покровский собор (собор Василия Блаженного). Однако, в отличие от большинства его соотечественников, собор его не пугает и не возмущает своей эклектикой. Собор Василия Блаженного Теофиля Готье поражает и, более того, завораживает: "На противоположном от меня конце площади причудливый, как во сне, возвышается волшебно-невероятный храм Василия Блаженного. Глядя на него, вы перестаете верить собственным глазам. Вы смотрите как будто на внешне реальную вещь и спрашиваете себя, не фантастический ли это мираж, не причудливо ли расцвеченный солнцем воздушный замок, который вот-вот от движения воздуха изменит свой вид или вовсе исчезнет. Вне всяких сомнений это самое своеобразное сооружение в мире, оно не напоминает ничего из того, что вы видели ранее, и не примыкает ни к какому стилю: словно перед вами гигантский звездчатый коралл, колоссальное нагромождение кристаллов, сталактитовый грот, перевернутый вверх дном".
Читатель, может быть, помнит, как Александр Дюма рассказывал о скульптурах на одном из Китайских мостов Александровского парка в Царском Селе, которые каждый год перекрашивали, усматривая в этом "коррупционную составляющую". Готье тоже поразили постоянные обновления архитектурных сооружений. Но причину этого он видит в ином: по его мнению, русские "любят все новое или по крайней мере то, что имеет облик нового, и думают, что проявляют уважение к памятнику, обновляя окраску его стен, как только она облупится или потрескается. Это самые великие маляры в мире. Когда им кажется, что краски потемнели, они переписывают даже старые росписи византийского стиля, украшающие церкви внутри и часто снаружи. Таким образом, эти росписи, с виду традиционно-древние, восходящие к примитивно-варварским временам, иногда покрыты красками буквально накануне. Нередко случается видеть, как маляр, пристроившись на шатающихся лесах, с самоуверенностью монаха-художника с Афона подновляет лик богоматери, заполняет свежими красками суровые контуры, которые являются как раз неизменным шаблоном".
Поэтому путешественнику было трудно разглядеть старину в постоянно "обновляемой" русской архитектуре. Например, Готье так описывает Ярославль: "На Ярославле лежит печать старых русских городов, если, правда, словом "старый" можно что-нибудь определить в России, где побелка и покраска упорно скрывают всякий след ветхости. На портиках церкви видны архаического стиля фрески. Но старинный только сам рисунок росписей. Каждый раз, как фрески выцветают, тона фигур и одежды оживляются, заново золотятся нимбы".
ЛЕТО В РОССИИ
Вернувшись на родину, Теофиль Готье, по его собственным словам, "с некоторым трудом привыкал к парижской жизни, часто мысленно возвращаясь на берега Невы и к куполам Василия Блаженного". Он очень хотел побывать в России летом, "чтобы увидеть ее в свечении долгих летних дней, когда солнце садится всего на несколько минут". Кроме того, он побывал в Санкт-Петербурге и Москве, между тем как у него была мечта увидеть Нижний Новгород: "А можно ли жить, не повидав Нижнего Новгорода?" — восклицает француз.
Путешествие в Нижний Новгород становится для него буквально навязчивой идеей: "Нижний Новгород уже давно вызывал во мне такое непреодолимое влечение. Никакая мелодия так сладко не отдавалась в моих ушах, как это далекое и неопределенное название. Я повторял его, словно молитву, почти не отдавая себе в этом отчета, и с чувством несказанного удовольствия высматривал город на картах".
У Готье была и серьезная причина для очередного путешествия по России: "необходимость пополнить знания для завершения большой работы о сокровищах русского искусства".
Итак, Теофиль Готье отправился навстречу своей мечте — Нижнему Новгороду. Как он отмечает, "в противовес буржуазной рассудительности" он сначала поехал до Твери, а затем "намеревался путешествовать по Волге почти от самых ее истоков". Зная, что он непременно увидит Нижний, он уже не торопился.
Именно в ходе этого путешествия Готье повезло застать белые ночи: "На западе вряд ли могут себе представить тона, окрашивающие небо во время этих долгих сумерек. В палитре наших художников их нет <...> Казалось, я прибыл на другую планету, куда свет доходит преломленным сквозь призму какой-то неведомой атмосферы".
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВОЛГЕ: ЛЮДИ И НРАВЫ
Но отправимся в путешествие по Волге. Теофиль Готье следует тем же маршрутом, что и Александр Дюма, но описывает увиденное иначе. Например, Дюма был очень впечатлен историей гибели царевича Дмитрия, поэтому Углич для него — весьма важный город. Если Дюма посвятил Угличу целую главу, то Готье всего несколько строк: "Углич, где мы оказались к концу дня, — довольно значительный город. В нем не менее 30 тысяч жителей, и колокольни, купола и маковки его 36 церквей создают ему замечательный профиль. Широкая в этом месте река походила на Босфор, и не нужно было большого усилия воображения, чтобы превратить Углич в турецкий город, а его луковичные шпили — в минареты. На берегу мне показали домик в древнерусском стиле, где Димитрий в возрасте семи лет был убит Борисом Годуновым".
Дюма в очерках о путешествии по Волге больше рассказывает о том, как его принимали в разных городах в кругах местной знати, а Готье делится впечатлениями об увиденных им русских людях, часто о простолюдинах или о представителях среднего сословия. Начиная с Монтескье, в Европе сформировалось мнение, что один из главных недостатков русского общества — это отсутствие в нем третьего сословия, будущего среднего класса. Именно в этом европейцы усматривали ущербность развития России, поскольку отсутствие среднего класса означало для них отсутствие посредника между монархом, высшей аристократией и дворянством. В глазах европейских мыслителей это превращало Россию в неевропейскую страну.
Готье также сообщает о том, что в России "до сих пор не было людей промежуточного класса". Однако, отмечает он, "вследствие различных нововведений скоро и здесь он, безусловно, появится". Писатель поясняет, что новшества эти столь еще недавние, что внешний вид людей остается прежним: "Дворянин и чиновник (служащий) фраком или мундиром резко отличаются от человека из народа. Купец еще носит азиатский кафтан и окладистую бороду, мужик — розовую рубаху, одетую блузой, широкие штаны, заправленные в сапоги, или, если температура даже совсем незначительно понижается, засаленный тулуп..."
Что касается внешнего облика людей из простонародья, то, по мнению Готье, "типы людей не имели ничего характерного, но иногда бледная, соломенного цвета шевелюра, белокурая борода и стальные, серые глаза указывали на принадлежность их к северной расе. Летний загар покрывал их лица желтой маской почти того же оттенка, что и волосы". Женщины из народа ему не показались красивыми, но в их "кроткой, покорной некрасивости не было ничего неприятного. Слабая улыбка обнаруживала прекрасные зубы, глаза, хоть слегка и потупленные, были выразительными. В позах, которые они принимали, пристраиваясь на скамьи, несмотря на неуклюжие одежды, все-таки улавливался намек на женственность, грацию".
Его поразила необычная одежда русских женщин — на эту особенность обращали внимание многие путешественники, — она скрывала фигуру, и трудно было что-то понять вообще: "Русские крестьянки перехватывают платье над грудью таким образом, что кажется, будто их запрятали в мешок по самые подмышки. Легко себе представить малоизящный эффект такого перехвата, способного испортить лучшую фигуру. В остальном костюм состоит из кофты с широкими рукавами и платка корабликом, завязанного под подбородком". Кроме того, Готье поразило, что русские женщины выполняли разного рода тяжелые работы: "При моем понятии о французской галантности я был несколько смущен, видя женщин, носивших тяжести и выполнявших работу вьючного скота". Правда, продолжает он, "видимо, эта работа, которую они, впрочем, выполняли весело и в них не чувствовалось усталости, доставляла все-таки им какой-то заработок, те копейки, которые хоть как-то улучшали их жизнь и помогали их семьям".
А как Готье описывал еду обычных людей? Если Дюма подчеркивал, что русские любят не только чаевые, но и сам чай, то, по словам Готье, "самым бойким товаром были огурцы. Это один из видов огурцов, которые здесь летом едят свежими, а зимой солеными и без которых русские, кажется, не могут обходиться. Их подают к каждой еде, они обязательно сопровождают все блюда. Их режут ломтиками, как в других местах разрезают на четверти апельсины". Как видим, французский писатель подчеркивает, что огурцы любят как аристократы, так и простые люди. Ему же огурцы не понравились: "Это лакомство мне показалось безвкусным". Что его поразило, как, впрочем, и Александра Дюма, так это отсутствие в русских блюдах пряностей. По мнению Готье, пресный вкус блюд был связан с непонятными ему соображениями гигиены.
НИЖЕГОРОДСКАЯ ЯРМАРКА
Наконец путешественник оказался на знаменитой ярмарке в Нижнем. Ярмарка, отмечает он, "это целый город". Его восхитило огромное разнообразие товаров, но особенно привлекали люди, и именно их он стремился описать: "Разные типы людей в толпе возбуждали во мне гораздо большее любопытство, чем вид лавок".
Но и то, как велись торговые операции, поразило Готье: "Здесь заключались огромные сделки: например, шел торг тысячами тюков чая, которые находились на пароходах на реке, а вовсе не на ярмарке, или продавались пять-шесть барок зерна стоимостью миллион рублей, или поставлялась пушнина по таким-то ценам и вовсе при этом не была выставлена на ярмарке. Таким образом, крупные сделки здесь невидимы для стороннего глаза. Местом для деловых свиданий служат чайные, которые обычно как бы прячутся за фонтанами для омовений, устроенными на мусульманский лад".
Однако утолил свое любопытство писатель весьма быстро. Полюбовавшись с реки на "поистине русский пейзаж", когда "все терялось, стиралось, таяло в безмятежной лазоревой шири ландшафта, немного печальной и напоминающей морскую безграничность", Готье решил, что его миссия выполнена и пора возвращаться: "Мне не на что уже было смотреть, и я отправился в Москву, освободившись от наваждения, заставившего меня предпринять столь длительное паломничество".
"ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ СОКРОВИЩА ДРЕВНЕЙ И НОВОЙ РОССИИ"
Как читатель помнит, свои заметки о путешествии по России Теофиль Готье публиковал во французских газетах параллельно с самим путешествием, но главным результатом его визита в Россию должен был стать выпуск художественных альбомов. Император Александр II лично патронировал начало издания альбомов, которые предназначались для распространения прежде всего в Западной Европе. Книга рекламировалась одновременно и в России, и во Франции, а издатели рассчитывали на большой успех. В 1859 году в Париже появилось пять большеформатных альбомов: "Исаакиевский собор", "Императорский дворец Царского Села", "Арсенал Царского Села", "Дворец великой княгини Марии Николаевны" и "Памятник императору Николаю I". Они были изданы под общим названием "Художественные сокровища древней и новой России" (Trésors d’art de la Russie ancienne et moderne). Альбомы содержали тексты с подробными описаниями достопримечательностей и гелиографии — предшественницы фотографий (они были выполнены придворным французским фотографом Пьером-Амбруазом Ришбуром. — Прим. авт.). Однако этим дело и закончилось: император Александр II, под покровительством которого должны были издаваться альбомы, по какой-то причине не пожелал далее их субсидировать.
К слову, на антикварном международном аукционе Christie’s в Лондоне 16 ноября 2005 года полный комплект, состоящий из пяти альбомов и 60 гелиографий к ним, с примечанием о том, что это экземпляр из личной библиотеки русского миллионера и мецената Анатолия Демидова, князя Сан-Донато, был продан за 8 тысяч фунтов стерлингов.
Что касается записок о путешествии Теофиля Готье, то в 1866 году они были опубликованы в Париже отдельной книгой в двух томах. В эту работу был включен и полный текст первого выпуска альбома, посвященного Исаакиевскому собору. В последующие годы книга Готье о путешествии по России многократно переиздавалась.
Новое
Видео
Танковое сражение под Прохоровкой. Памятные даты военной истории России
12 июля 1943 года под Прохоровкой произошло крупнейшее во Второй мировой войне встречное танковое сражение. Наши войска выстояли в четырехдневном сражении, а немцы утратили наступательные возможности, потеряв 300 танков из четырехсот. Произошёл перелом во всей Курской битве
Петсамо-Киркенесская наступательная операция. 7-29 октября 1944 года (Реплика Михаила Мягкова)
Петсамо-Киркенесская наступательная операция. 7-29 октября 1944 года (Реплика Михаила Мягкова)
Рущукское сражение. Памятные даты военной истории России
14 октября 1811 года русские войска Кутузова переправились через Дунай и неожиданным ударом наголову разгромили 20-тысячное турецкое войско под Рущуком