Откуда и зачем взялся «третий Рим»

С окончанием эпохи Ивана Третьего в русском обществе возникла необходимость поиска нового ответа на вопрос о месте народившейся империи в мире. Победная поступь России и соответствующее ей настроение русских выразилось в создании целого ряда концепций, заявляющих о том, что в Москву переместился центр мировой истории. Это «Москва – третий Рим» и теории, содержащиеся в «Сказании о Вавилон-граде» и в «Сказании о князех Владимирских». Их влиянию на государственную идеологию Московского царства посвящена эта обзорная статья.

Откуда и зачем взялся «третий Рим»

Традиционно считается, что концепция «Москва – третий Рим» принадлежит перу настоятеля псковского Елеазарова монастыря старцу Филофею. Он выразил её в двух посланиях. Одно из них адресовано великому князю Василию Третьему (25.03.1479 –3.12.1533 гг., на столе с 1505 по 1533 год), другое – дьяку Мисюрь-Мунехину.

Обстоятельства, при которых написаны эти послания, следующие. В январе 1510 года Псков был лишён своей автономии, вечевой колокол снят, ввели московскую систему управления. Руководить городом стали два московских наместника с двумя дьяками (одним из них и был Мунехин). Наместники творили «многия беззакония», и псковичи обратились за помощью к Филофею, лично знакомому с великим князем. Тот призвал их к терпению, но одновременно обратился с посланием к Василию, которое передал через отъезжающего в Москву Мунехина.

В этом послании, как считается, Филофей косвенно изложил жалобы псковичей, но основными его темами были:  долгое отсутствие архиепископа Новгорода («вдовство» епархии), неправильность совершения некоторыми людьми крестного знамения и «содомский грех». То, что потом получило название «теория "Москва – третий Рим"», высказано им в следующих тяжеловесных словах:

«Тебе пресветлейшему и высокостольнейшему государю великому князю, православному христианскому царю и всех владыке, браздодержателю святых божиих престол святыя вселенския соборныя апостольския церкви пречистыя Богородицы честного и славного ея Успения, иже вместо Римския и Константинопольския просиявшу. Старого убо Рима церкви падеся неверием аполинариевы ереси, второго Рима Константинова града церкви агаряне внуцы секирами и оскордами рассекоша двери, сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия святые соборные апостольския церкви, иже в концых вселенныя в православной христианской веры во всей поднебесной паче солнца светится. И да весть твоя держава благочестивый царю, яко все царства православныя христианския веры снидошеся в твое единое царство. Един ты во всей поднебесной христианам царь».

Здесь же содержится и знаменитая формула: «Два убо Рима падоша, третий стоить, а четвёртому не быти». Отмечу, что, если судить по языку летописей или сохранившихся образцов светской литературы того времени, то язык Филофея его светским современникам был понятен лишь немного больше, чем нам с вами. В послании Мунехину он говорит почти то же самое, только там добавлена тема осуждения астрологов («звездосчётцев»).

Сложно в этих словах увидеть какую-либо законченную концепцию, тем более государственно-мессианского характера. Автор вкладывает в них отнюдь не имперский смысл: речь идёт о том, что Василий как единственный оставшийся православный монарх должен следить за чистотой православия и быть защитником веры. Именно так и было понято послание Филофея в XVI веке.

Как Г.В. Вернадский, так и Н.И. Ульянов (написавший великолепную работу на эту тему) считали, что широкого распространения концепция «Москва – третий Рим» в это время не получила, оставаясь принадлежностью узкого круга монахов-книжников. Эту точку зрения разделял и М.А. Алпатов. Об этой теории в своих письмах не упоминает Иван Грозный, её нет ни в «официозных» летописных сводах (типа Воскресенского и Никоновского), ни в Степенной книге.

Почти дословное изложение формулы Филофея появляется только в «утверждённой грамоте» константинопольского патриарха Иеремии, приехавшего в Москву в 1589 году для утверждения московской патриархии. Это подтверждает, что концепция была принадлежностью идеологии церковной, но не государственной.

Не «третий Рим», а Первая Москва

И рождена теория нового Рима, сменяющего Константинополь, как показывает Н.И. Ульянов, не Филофеем. Видимо, впервые о «новом Царьграде» как о центре православного мира заговорили в Болгарии во времена расцвета Второго царства, когда Константинополь находился во власти крестоносцев. Под «новым Царьградом» подразумевалось Тырново, где только что была утверждена патриархия. Затем, когда болгарское государство завоевали османы, беженцы, хлынувшие в Россию, занесли её в Москву, в помощи со стороны которой они видели единственную возможность свержения османского владычества.

Но в самой Москве к войне с Турцией отнеслись прохладно, вот почему теория «Москва – третий Рим» не была принята на вооружение как часть государственной идеологии, оставшись внутри церкви. Настороженность к ней подпитывалась ещё и тем, что попытки втянуть Россию в войну с турками делались и с Запада. Добиться участия Москвы в антитурецких коалициях желали и Венеция, и Священная Римская империя германской нации, и папство. Ещё Ивана Третьего соблазняли «византийским наследством»: «Восточная империя, захваченная оттоманами, должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака».

При Василии Третьем Западом посылались посольства за посольством, московиты их вежливо выслушивали, но желания таскать для других каштаны из огня не проявляли. Послы уезжали, обижаясь на упрямство русских, не поддававшихся розовым миражам Константинополя. Программа, заложенная в умы московской элиты Иваном Третьим, исправно работала: бояре объясняли послам, что Россию интересует «киевское наследство».

Кроме политических, были соображения и этнопсихологического характера: разбухшая от пассионарности Москва не хотела быть копией даже шедевра, она не желала быть третьим Римом, а желала оставаться сама собой, первой и единственной. Видимо, многим из нас это трудно понять.